Вещи, которые я хочу выразить, настолько красивы и чисты.
Я не могу это ещё раз, я не знаю и не хочу этого.
Я не могу сказать вам, как она прекрасна. Я не хочу, чтобы ты знал. Я не хочу, чтобы кто-то знал.
Я не хочу думать, что истории заканчиваются, я хочу чувствовать, что они могут продолжаться вечно.
Хочу, могу, верю, работали, будем биться.
Муза остановила запись. Закрыла лицо руками. Она плакала: «Не хочу бессмертия, не хочу, не хочу. Господи, какое счастье, что есть день Ухода, какое счастье, что всё это кончается, какое счастье, что моё тело молодо, что я могу видеть себя и любить себя…»
Между «не могу» и «не хочу» имеется пропасть, наполненная самообманом.
Глупец, не способный видеть глубину — всегда считает, что это полный бред и несуразица
Я хочу самых простых, самых обыкновенных вещей. Я хочу порядка. Не моя вина, что порядок разрушен. Я хочу душевного покоя. Но душа, как взбаламученное помойное ведро — хвост селедки, дохлая крыса, обгрызки, окурки, то ныряя в мутную глубину, то показываясь на поверхность, несутся вперегонки. Я хочу чистого воздуха. Сладковатый тлен — дыхание мирового уродства — преследует меня, как страх.
Я хочу, чтобы меня любили, но не держали.
Я хочу, чтобы меня ценили без рассуждений.
Я хочу, чтобы ко мне присоединились, но не вторгались.
Я хочу, чтобы просили, а не требовали.
Я хочу помогать, но не упрекать в неумении.
Если мы оба хотим этого, мы можем встретиться.