Прежде всего меня приводит в ужас и смущение то безнадежное одиночество, на которое обрекает меня моя философская система.
Свобода, в чем бы она ни заключалась, теряется, как правило, постепенно.
Какой возраст или же какой период жизни более всего располагает к суеверию? Самый слабый и робкий. А какой пол? На это следует дать тот же ответ.
«Случай» и «судьба» — это одни только пустые слова: упорное благоразумие — вот судьба человека.
Благая цель может сообщить ценность только таким средствам, которые достаточно и действительно ведут к цели.
Ничто не свободно так, как мысль человека.
Heaven and Hell suppose two distinct species of men, the good and the bad; but the greatest part of mankind float betwixt vice and virtue.
Люди не в состоянии изменить свою природу.
Любовь есть не что иное, как желание счастья другому.
Человеку, который долго говорит о себе, трудно избежать тщеславия.
Не уничтожение чудовищ, свержение тиранов и защита родины, а бичевание и пост, трусость и смирение, полное подчинение и рабское послушание — вот что стало теперь средством достижения божеских почестей среди людей.
Тот счастлив, кто живёт в условиях, соответствующих его темпераменту, но тот более совершенен, кто умеет приспосабливать свой темперамент к любым условиям.
Если какой-нибудь поступок добродетелен или порочен, это является лишь признаком определенного душевного качества или характера; он должен проистекать из постоянных принципов нашего духа, распространяющихся на все поведение человека и входящих в его личный характер.
Where men are the most sure and arrogant, they are commonly the most mistaken, and have there given reins to passion, without that proper deliberation and suspense, which can alone secure them from the grossest absurdities.
Склонность к радости и надежде — истинное счастье; склонность к опасению и меланхолии — настоящее несчастье.
Что может быть свободнее человеческой фантазии.
Абсолютное одиночество — наверное, самое страшное наказание, какое только может пасть на нас. Любое удовольствие ослабевает и исчезает, когда мы получаем его в уединении, а каждая неприятность становится более жестокой и невыносимой.
Если единственным мотивом наших действий является желание показать свою свободу, значит, мы никак не можем освободиться от уз необходимости.
Люди обладают общей склонностью представлять все существуещее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они непосредственно осознают.
Следовательно, руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому. Каким бы легким ни казался этот шаг, разум никогда в течение целой вечности не был бы в состоянии его совершить.
Первоначальная религия человечества порождается главным образом тревожным страхом за будущее.
Никакое свидетельское показание не может служить доказательством чуда, за исключением ситуации, когда ложность свидетельства представляется ещё более невероятной, чем тот факт, который оно должно подтвердить.
Когда я слышу о том, что тот или иной человек религиозен, я сразу думаю, что он — мошенник, хотя я знал много очень хороших людей, которые были верующими.
Мир — это комплекс ощущений восприятия.
Никогда еще человек не отказывался от жизни, когда она, хоть чего-то ещё стоила.
Where ambition can be so happy as to cover its enterprizes, even to the person himself, under the appearance of principle, it is the most incurable and inflexible of all human passions.
Природа всегда сильнее принципов.
Фантазия пробегает весь мир, собирая идеи, относящиеся к какому-нибудь предмету.
Такова природа человеческого разума, что он всегда завладевает другим разумом; и насколько он прекрасным образом укрепляется единодушием чувств, настолько потрясает и расшатывает его любое противоречие.
Истинный скептик так же недоверчиво относится к своим сомнениям, как и к философским сочинениям.
В жалости всегда есть примесь любви и нежности, а в злорадстве — примесь ненависти или гнева.
Рассказ, всеми отвергаемый в том месте, где он впервые был пущен в обращение, будет считаться достоверным на расстоянии тысячи миль оттуда.
Чем больше образ жизни человека зависит от случайности, тем сильнее он предается суеверию …
Все, что мы называем героической доблестью и чем восхищаемся как величием и возвышенностью духа, есть не что иное, как спокойная и твердо обоснованная гордость и самоуважение.
Самая строгая мораль позволяет нам чувствовать удовольствие при мысли о великодушном поступке.
Жалость есть сочувствие к несчастью других, а злорадство — радость по поводу такового, причем это сочувствие и эта радость не вызываются ни дружбой, ни враждой. Мы жалеем даже незнакомых и совершенно безразличных нам людей; если же наше злорадство по отношению к другому человеку вызывается вредом и обидой, то оно является… мстительностью.
Предположение: и будущее похоже на прошлое, — не основано на каких-либо аргументах, но проистекает исключительно из привычки, которая принуждает нас ожидать в будущем той последовательности объектов, к которой мы привыкли.
This deficiency in our ideas is not, indeed, perceived in common life, nor are we sensible, that in the most usual conjunctions of cause and effect we are as ignorant of the ultimate principle, which binds them together, as in the most unusual and extraordinary.
…Себялюбие …порождает правила справедливости и является первым мотивом соблюдения последних.
Никoгдa еще челoвек не oткaзывaлся oт жизни, кoгдa oнa, хoть чегo-тo еще стoилa.
Когда религиозность соединяется со страстью к чудесному, тогда конец всякому здравому смыслу и свидетельство людей теряет всякий авторитет.
Ничто не может быть более похвальным, чем сознание собственного достоинства в тех случаях, когда мы действительно обладаем ценными качествами.
Не каждый человек может быть философом, как далеко не каждый философ может оставаться человеком.
Мы порицаем всякий обман, всякое нарушение слова, потому что считаем, что свобода и широта общения между людьми находятся в полной зависимости от верности обещания.
Злорадство — есть ничем не вызванное желание причинить зло другому лицу, чтобы путем сравнения с собственным положением испытать удовольствие.
Когда свет осуждает нас, клевещет на нас, мы не должны сердиться, а скорее рассмотреть, нет ли в осуждениях этих какого-то основания.
Если бы путешественник, вернувшись из далеких стран, стал бы рассказывать нам о людях совершенно лишенных скупости, честолюбия или мстительности, находящих удовольствие только в дружбе, великодушии и патриотизме, мы тотчас на основании этих подробностей открыли бы фальшь в его рассказе и доказали, что он лжет, с такой же достоверностью, как если бы он начинил свой рассказ повествованиями о кентаврах и драконах, чудесах и небылицах.
Несомненно, что большинство людей всегда предпочтет легкую и ясную философию точной, но малодоступной и многие будут рекомендовать первую, считая ее не только более приятной, но и более полезной, чем вторая.
Мое высшее счастье, мое полное удовлетворение состоит в том, чтобы читать, гулять, мечтать, думать.