Нынешний социализм в Европе, да и у нас, везде устраняет Христа и хлопочет прежде всего о хлебе, призывает науку и утверждает, что причиною всех бедствий человеческих, одно — нищета, борьба за существование, «среда заела».
На это Христос отвечал: «Не одним хлебом бывает жив человек», — то есть сказал аксиому и о духовном происхождении человека. Дьяволова идея могла подходить только к человеку-скоту. Христос же знал, что одним хлебом не оживишь человека. Если при том не будет жизни духовной, идеала Красоты, то затоскует человек, умрёт, с ума сойдёт, убьёт себя или пустится в языческие фантазии. А так как Христос в Себе и в Слове Своём нёс идеал Красоты, то и решил: лучше вселить в души идеал Красоты; имея его в душе все станут один другому братьями и тогда, конечно, работая друг на друга, будут и богаты. Тогда, как дай им хлеб, и они от скуки станут, пожалуй, врагами друг другу.
Но если дать и Красоту, и Хлеб вместе? Тогда будет отнят у человека труд, личность, самопожертвование своим добром ради ближнего, одним словом, отнята вся жизнь, идеал жизни.
То, что может произойти с русским или чехом, меня абсолютно не интересует. Будут ли они живы или умрут с голоду, как скоты, — для меня это имеет значение только в том смысле, что лица, принадлежащие к этим национальностям, будут нам нужны в качестве рабов. Если десять тысяч русских женщин, которые роют нам траншеи, упадут на землю мёртвыми от усталости, мне это безразлично, важно, чтобы нужные нам траншеи были вырыты.
Так вот этот Мальтен рассказал мне следующее приключение. Его двоюродный брат, унтер-офицер индийской армии, в одно прекрасное воскресенье отправился из Калькутты на загородную ферму, в гости к приятелю. На ферме он застал праздник; к вечеру было пьяно всё — господа и слуги, англичане и индусы, люди и слоны. Кузен Мальтена — человек, склонный к поэтическим настроениям, даже стихи пишет. Чуть ли не ради поэтических впечатлений и угораздило его попасть именно в индийскую армию. Отдалясь от пьяного общества, он одиноко стоял у колючей растительной изгороди, смотрел на закат солнца и, как очень хорошо помнит, обдумывал письмо в Ливерпуль, к своей невесте. Именно на полуслове: «…ваша фантазия не в силах вообразить, дорогая мисс Флоренса, неисчислимые богатства индийской флоры и фау…», он слышит позади себя тяжкие и частые удары. Точно какой-нибудь исполин сверхъестественной величины и силы, Антей, Атлас, с размаху вбивает в землю одну за другой длинные сваи. Не успел мечтатель обернуться, как его схватило сзади что-то необыкновенно крепкое, могучее, эластическое, подбросило высоко в воздух и, помотав несколько секунд, как маятник, с силою швырнуло в иглистые кусты алоэ — полумёртвого, не столько от боли, сколько от ужаса непонимания и незнания, самого опасного и могущественного из ужасов: его описали в древности Гомер и Гезиод, а в наши дни со слов Тургенева — Ги де Мопассан. Беднягу с трудом привели в чувство. Разгадка происшествия оказалась очень простою: один из рабочих слонов фермера добрался до кувшинов с пальмовым вином, опустошил их, опьянел и пришёл в ярость. Мундир унтер-офицера привлёк внимание хмельного скота своей яркостью, и кузен Мальтена стал его жертвой… Такого разнообразия индийской фауны не только мисс Флоренса, но и сам горемычный жених её, конечно, не мог себе ранее вообразить!.. Ощущение нежданно-негаданно схваченного слоном солдата, в ту минуту, когда он не только не думал о каком-нибудь слоне определённом но, вероятно, позабыл и самую «идею слона», вероятно, было близко к ощущениям человека в первый момент землетрясения.
Подбирая изодранный белый подол, зима поспешно отступала с фронта в северные края. Обнажалась земля, избитая войною, лечила самое себя солнцем, талой водой, затягивала рубцы и пробоины ворсом зелёной травы. Распускались вербы, брызнули по косогорам фиалки, заискрилась мать-и-мачеха, подснежники острой пулей раздирали кожу земли. Потянули через окопы отряды птиц, замолкая над фронтом, сбивая строй. Скот выгнали на пастбища. Коровы, козы, овечки выстригали зубами ещё мелкую, низкую травку. И не было возле скотины пастухов, всё пастушки школьного и престарелого возраста. Дули ветры тёплые и мокрые. Тоска настигала солдат в окопах, катилась к ним в траншеи вместе с талой водой. В ту пору и отвели побитый в зимних боях стрелковый полк на формировку. И как только отвели и поставили его в резерв, к замполиту полка явился выветренный, точно вобла, лейтенантишко ? проситься в отпуск. Замполит сначала подумал ? лейтенант его разыгрывает, шутку какую-то придумал, хотел прогнать взводного, однако бездонная горечь в облике парня удержала его. <…
Долго ли будешь ты всяким скотам угождать?
Только муха за харч может душу отдать!
Кровью сердца питайся, но будь независим.
Лучше слезы глотать, чем объедки глодать.
Бог — ради человеков, чтобы их просветить, дабы поняли сами, что они — это скот, и только!
Это лучший способ и удобнейший путь к добродетели — взирать не на труды только, но и на награды после трудов, впрочем, и не на них только самих по себе. Так, когда ты намереваешься подать милостыню, то обращай внимание не на издержки денежные, а на приобретение правды: расточил: дал нищим, правда его пребывает в век века (Пс. 111, 9). Не смотри на оскудение богатства, но взирай на умножение сокровища. Когда постишься, то думай не об изнурении от поста, но о легкости, происходящей от этого изнурения. Когда бодрствуешь в молитве, то помышляй не об усталости, причиняемой бодрствованием, а о дерзновении, доставляемом молитвой. Так делают и воины: они смотрят не на раны, а на награды, не на поражения, а на победы, не на падающих мертвых, а на увенчиваемых героев. Так и кормчие прежде волн видят пристани, прежде кораблекрушений — торговые выгоды, прежде бедствий на море — благополучие после мореплавания. Так делай и ты: представь сколь великое дело — среди глубокой ночи, когда спят все люди, звери и скот, когда господствует глубочайшая тишина, тебе одному бодрствовать и дерзновенно беседовать с общим всех Владыкой. Сладок сон? Но нет ничего слаще молитвы. Беседуя с Богом наедине, когда никто не беспокоит тебя и не отвлекает тебя от молитвы, ты можешь во многом иметь успех, само время — союзник твой для получения того, чего желаешь.
Владельцы ранчо процветают, а человеческий скот на пастбище тучнеет и готовится к убою… Мир без начала и конца. Коровы, которых они гонят на бойню… Бог Отец, Сын и Дух Святой, а когда Дух Святой начинает выдыхаться, тогда они заявляют, что космической станции попросту не существует. Таковы нынешние директивы. Итак, с одной стороны, коров подгоняет Ватикан, с другой — Кремль и огромный резервуар научного материализма, не менее фанатичного, чем любой бесноватый инквизитор.
Наш человек готов пойти на самое страшное преступление, если ему будет обещано равенство перед разбоем. Он понимает и принимает братство и равенство перед разбоем. Но он не понимает и не принимает братства в равенстве перед законом. Такого закона у него никогда не было, и то, что выдавало себя за такой закон, всегда было обманом. Тоска по равенству уходит в летучее равенство разбоя.
Разбой превращается в момент истины. Мечта о равенстве перед разбоем настолько его очаровывает, что он не только не думает о жалости к жертве, он заранее уверен в ее вине хотя бы потому, что она для него бездуховна, как скот, и, следовательно, резать ее можно, как скот.
Равенство перед разбоем не означает, что нажива у всех будет одинаковая. У каждого равные возможности перед разбоем, а дальше признается, что многое зависит от личной лихости, хитрости, беспощадности, везения.
Разбой, как это ни парадоксально, утоляет тоску по справедливому вознаграждению предприимчивости. Там, где нет в мирной жизни естественного вознаграждения за предприимчивость, то есть буржуазного права, там эта тоска утоляется через разбой и в момент разбоя.
Не мудрёной, не тайной наукой,
проще самой простой простоты —
унижением, страхом и скукой
человека низводят в скоты.
На чужом поле жатва всегда обильнее, у соседского скота вымя кажется крупнее.
А ведь как невовлекаем этот скот! Они ж не терпят гениев при жизни, им нравятся мощи. Сладкий, безвредный душок истлевшего. Склепики, могилки…
Мы с братом писали 40 лет назад: «Привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов». Так было — так будет. Это в России — наследственное. Все довольны. Мы умеем изменяться только в силу жестокой необходимости.
Салют в честь успешного завершения зимовки скота.
Люди, сильно предавшиеся житейским попечениям, подобно откормленным птицам, понапрасну имея у себя крылья, влачатся по земле вместе с скотами.
Нет, больше жизни мне не надо, Где огорченья и печали, Где мне одна была отрада — Скоты, что мне принадлежали. Но тем не менее, христьяне,— Бог вездесущ! И в жизни страшной Не полагайтеся заране, Что выручит вас скот домашний. Они, животные, понятны, Им нужны лишь еда и угол. И все-таки они приятны, Хоть и темны они, как уголь.
Вежливость и хорошие манеры совершенно необходимы для того, чтобы украсить любые другие достоинства и таланты. Без них ученый обращается в педанта, философ — в циника, военный — в грубого скота.
Он настанет, он настанет — мир великой чистоты. И людей совсем не станет, будут только лишь скоты…
Между тем подошло несколько любопытных; иные, завлечённые сильным спиртовым запахом, начали разбирать кровельные доски; под ними скот домашний и люди мёртвые и всякие вещи. Далее нельзя было итти по развалинам; я приготовил ялик и пустился в Неву; мы поплыли в Галерную гавань; но сильный ветер прибил меня к Сальным буянам, где, на возвышенном гранитном берегу, стояло двухмачтовое чухонское судно, необыкновенной силою так высоко взмощенное; кругом повреждённые огромные суда, издалека туда заброшенные. Я взобрался вверх; тут огромное кирпичное здание, вся его лицевая сторона была в нескольких местах проломлена, как бы десятком стенобитных орудий; бочки с салом разметало повсюду; у ног моих черепки, луковица, капуста и толстая связанная кипа бумаг с надписью: «No 16, февр. 20. Дела казенные.»
Впервые за многие годы отмечено сокращение сброса поголовья скота.
Забайкалье — часть «мясного пояса» России, там прекрасные условия для разведения крупного рогатого скота мясных пород, как в той же Канаде (климат, почвы, ландшафты). А между тем именно мясной КРС — издавна наиболее отсталая отрасль отечественного сельского хозяйства.
Абсолютная власть очень быстро превращает самого ярого идеалиста в скота.
Они положили скота во главу угла и по-скотскому творят суд и расправу. Были до тебя и после тебя равные им по жестокости. Но то были только скоты-забавники, а эти целеустремительны в мировом масштабе для конечной из конечных целей. Они экспроприировали всё, что уворовали один у других за века и века, и отдали добычу этому чудовищу, созданному мозгом человека — идее.
Наш мир — как Ноев ковчег: горстка людей и уйма скотов.
В дни оскудения затейливые постройки в имении не ремонтировались, скот убывал, хлеб сбывали спешно и дешево, лес за бесценок продавался на сруб, рабочие не могли добиться уплаты зажитых денег. Зато в веселые дни, после смерти какого-нибудь родственника, в имении все оживало. Являлись артели плотников, каменщиков, кровельщиков, маляров. Энергично и быстро осуществлялись фантастические затеи. Деньги тратились щедро, без расчета.
Зверь — это зверь; скот — это скот; и только человек может быть и тем и другим.
Большие скоты, я не могу их иначе назвать.
Однажды, вышла из повиновенья
Река большая, было наводненье.
Вода на горе людям и скоту
Несла повсюду смерть и разрушенье. Неслась вода, с прибрежным камнем споря.
Неслась вода и причиняла горе.
На горе людям погибало все,
Что не нашло спасения на взгорье. Гром грохотал, блестели вспышки молний,
И шах сказал: «Кто обуздает волны,
Тому я сам и почести воздам,
И все его желания исполню!» Один мудрец, не зная заклинаний,
Но обладая нужной суммой знаний.
И видя, что вода идет на спад,
Сказал: «Конец приходит испытаний!» Его слова услышал плут великий,
И молвил так, упав перед владыкой:
«Я всех спасу, но скупостью своей
Ты нового несчастья не накликай!» И шах не пожалел чинов и денег,
И стал казнохранителем мошенник,
Когда река вошла в свое русло,
Как и бывает после наводнений. Шептались простаки со стариками,
А старики качали головами
И понимали, как легко владык
Опутывать обманными словами. Не овладела мудрецом досада,
Поскольку мудрости наград не надо.
Возможность не зависеть от царей,
Свобода ото лжи — ее награда!
Без кнута скоты звереют.
Путин — это не человек. Путин — это идея, что люди — скот. А единственное разногласие, которое существует между Путиным и его системными оппонентами — это разногласие о том, кто будет поддерживать людей в скотском состоянии.
Нет бахадура, подобного Есунбаю, и нет человека, подобного ему по дарованиям! Но так как он не страдает от тягот похода и не ведает голода и жажды, то считает всех прочих людей, нукеров и ратников, находящихся с ним, подобными себе в [способности] переносить тяготы [походов], они же не в силах [их переносить]. По этой причине он не годен быть начальником. Достоин же быть таковым [лишь] тот человек, который сам знает, что такое голод и жажда, и судит по этому о состоянии других, тот, который в пути идет с расчетом и не допускает, чтобы [его] войско голодало и испытывало жажду, а скот отощал.
Лукавый дедушка с гранитной высоты глядит,
Как ре?звятся вокруг него ребята,
И думает себе: «О, милые зверята,
Какие, выросши, вы будете скоты!
Как и Россия, США рассматривает любое истинно художественное творчество как серьёзное психическое заболевание. Группы и там, и там рядятся в клоунскую униформу. Население обеих стран состоит из — с одной стороны, толпы «белых воротничков» скучающего вида и буржуазного склада, с другой — такого же количества необразованного скота. Скользкая сельская рептилия по имени Горбачев у всех на устах…
Мало говорить — признак мудрости, немного есть — залог здоровья. Говорить все, что придет в голову, — свойство неуча, от которого ушел рассудок, свойство скота — всем, что попадется, набивать свой желудок.
Те безрассуднее скотов, кто утоляет жажду не водой, а вином.
Отсутствие воспитанности требует удаления (дистанцирования): если не умеешь себя вести на ковре (дома, в обществе), тогда будешь стоять у двери (останешься на задворках жизни); если не умеешь культурно стоять у двери, тогда займись управлением животных (корми и выгуливай скот).
Будем презирать деньги и славу. Освободившийся от этих страстей свободнее всех людей и богаче самого облеченного в багряницу. Не видишь ли, сколько бывает зла из-за денег? Не говорю, сколько от любостяжания, сколько от пристрастия к деньгам? Так, например кто-нибудь, потерял деньги, — и вот он живет жизнью, которая несноснее самой смерти. О чем, человек, скорбишь ты? О чем плачешь? О том ли, что Бог освободил тебя от лишней заботы? О том ли, что ты не сидишь больше в страхе и трепете? Если кто-нибудь привяжет тебя к сокровищу и прикажет сидеть там постоянно и бодрствовать над чужим имуществом, то ты сетуешь и негодуешь, но когда ты сам привязал себя к нему несноснейшими узами, то почему скорбишь, быв освобожден о такого рабства? Подлинно, эти горести и эти радости — следствие предрассудка. Мы должны хранить имущество так, как будто оно у нас чужое… Научимся же находить свою пользу, научимся терпеть потери: это достойно христианина… От нас требуется только одно — за все благодарить Бога, и мы будем иметь все в изобилии. Например, ты потерял тысячу литр золота? Тотчас благодари Бога, и в этом обращении к Нему и благодарности ты уже приобретаешь сто тысяч. За что, скажи мне, ты ублажаешь Иова: за то ли, что он имел столько верблюдов, стад и рабочего скота, или за изреченные им слова: Господь дал, Господь и взял (Иов 1, 21)? И диавол вредит нам не для того, чтобы только отнять у нас имущество, — он знает, что оно ничто, — но чтобы через это заставить нас сказать что-нибудь богохульное. Когда он лишил его всего, то, смотри, что говорит ему через жену: похули Бога и умри (Иов 2, 9). Но, лукавый, ты уже лишил его всего! Не того, говорит, я домогался. Того, для чего я все делал, я еще не достиг, я старался лишить его помощи Божией, для того и имущества лишил его. Вот чего я хочу, а то ничего не значит, если этого не будет, то он не только не потерпит никакого вреда, но еще получит пользу.
Есть в России земли, для которых быки с коровами — больше, чем просто домашний скот. Это средство заселения и вывода из депрессии обширных территорий вдоль границы с перенаселенным Китаем.
Мужчины, женщины, постоянно рождающиеся для любви, в полный голос заявите о своем чувстве, кричите: «Я люблю тебя», вопреки всем страданиям, проклятиям, презрению скотов, хуле моралистов. Кричите это вопреки всяческим превратностям, утратам, вопреки самой смерти… Любить — это единственный смысл жизни. И смысл смыслов, смысл счастья.
Вот у нас в селе баню построили. Саму крупну в Европе. На пять тысяч голов. На шо нам така баня, коли у нас стильки голов умисти з рогатым скотом не буде?
Послушай, душа моя! Я и сам признаюсь, что точно не знаю. А если тебе понравятся мои мысли, так поговорим откровеннее. Ты ведь без сомнения знаешь, что называемое нами око, ухо, язык, руки, ноги и все наше внешнее тело само собою ничего не действует и ни в чем. Но все оно порабощенно мыслям нашим. Мысль, владычица его, находится в непрерывном волнении день и ночь. Она то рассуждает, советует, определение делает, понуждает. А крайняя наша плоть, как обузданный скот или хвост, поневоле ей последует. Так вот видишь, что мысль есть главная наша точка и средняя. А посему-то она часто и сердцем называется. Итак, не внешняя наша плоть, но наша мысль
Только фанатики, скоты и совки могут быть здесь счастливы. Мыслящий человек быть счастлив в России не может.
Есть люди, которые становятся скотами, как только начинают обращаться с ними, как с людьми.
Оставление телесных подвигов соделывает человеков подобным скотам, давая свободу и простор телесным страстям; излишество их делает человеков подобным бесам, способствуя расположению и усилению душевных страстей.
Конституция! Чтоб русский царь присягал каким-то скотам.
Простите, но я не хочу быть императором. Это не моя профессия. Я не хочу кем-то править и кого-то завоевывать. Я бы хотел помогать всем, кому только можно – евреям, христианам, черным и белым. Мы все хотим помогать друг другу, мы так устроены. Хотим жить счастьем других, не их страданиями. Мы не хотим ненавидеть или презирать друг друга. В этом мире есть место для всех, земля богата и может прокормить каждого. Дорога жизни свободна и прекрасна, но мы сбились с пути. Жадность отравила души людей, наполнила мир ненавистью, заставила нас страдать и вызвала кровопролитие. Мы набрали скорость, но замкнулись в себе. Машины дают изобилие, оставляя в нужде. Наше знание сделало нас циничными, а наш ум сделался жестким и злым. Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем: больше, чем машины, нам нужна человечность, больше, чем ум, нам нужна доброта. Без этих качеств жизнь будет полна насилия, и все будет потеряно. Самолёт и радио сблизили нас. Сама природа этих изобретений требует от человека доброты, требует всеобщего братства и единения всех нас. Даже сейчас мой голос достигает миллионов людей во всем мире, миллионов отчаявшихся мужчин, женщин и маленьких детей, жертв системы, которая пытает и сажает в тюрьмы невинных людей. Тем, кто может слышать меня, я говорю: «Не отчаивайтесь!» Наши нынешние страдания – это всего лишь конвульсии алчности, отчаянья людей перед человеческим прогрессом: ненависть этих людей пройдет, диктаторы умрут, а власть, которую они отобрали у народа, вернется к нему. Не подчиняйтесь жестким и грубым людям, которые презирают и порабощают вас, которые указывают вам, как жить, что делать, что думать и что чувствовать, которые муштруют вас, относятся к вам как к скоту, как к пушечному мясу. Не подчиняйтесь этим бессердечным людям, людям-машинам с умами машин и сердцами машин. Вы не скот! Вы – люди!..
Вот у нас в районе тоже любят пыль в глаза пускать. Недавно фундамент заложили, решили баню строить. Самую крупную в Европе. На пять тысяч голов. Ну, я вас спрашиваю, зачем нам баня на пять тысяч голов? Да у нас в районе столько голов нет вместе с крупным рогатым скотом. И не надо нам самую большую. Пусть будет махонькая. Лишь бы там горячая вода была. И не на Первое мая, а каждый день.
Во время смотра в 1805 году граф Аракчеев высказывает неудовлетворение утомленностью лошадей роты Ермолова, на что тот отвечает: «Жаль, Ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров зависит от скотов».
Люди не ангелы, сотканные из одного света, но и не скоты, которых следует загонять в стойло.
17 июня. <…> Вдоль Рейна. Вспоминал летнюю поездку. Две еды, частые выпивки кофе и пива, чтобы убить время и тоску, которая тем более душила, что книга попалась подлая La terre Zola. Я решительно ненавижу этого скота, не смотря на весь его талант.
Основная идея современной истории и современного либерализма заключается в том, что общественность должна быть изолирована. Широкая публика видится не более, чем невежественными исключенными людьми, которые вмешиваются, как дезориентированный скот.
Кто трудится только для себя, уподобляется скоту, набивающему брюхо. Достойный трудится для человечества.
Они положили скота во главу угла и по-скотскому творят суд и расправу. Были до тебя и после тебя равные им по жестокости. Но то были только скоты-забавники, а эти целеустремительны в мировом масштабе для конечной из конечных целей. Они экспроприировали всё, что уворовали один у других за века и века, и отдали добычу этому чудовищу, созданному мозгом человека — идее. Сегодня эта идея носит имя «государство», завтра она переменит имя и будет называться иначе, но суть её останется та же: всё пожирать и властвовать.
<…> они экспроприировали <…> идеалы человечества, самые его высокие солнечные чаяния, все целиком, до последнего: в том числе и твою любовь. О, они хитры, очень хитры!
Они провозгласили любовь-к-человеку своей неотъемлемой и им единственно принадлежащей моральной собственностью и лозунгом, а всех прочих, не-своих, изобличили как нелюбящих человека и подлежащих уничтожению. И во имя этой своей «идеи любви», а вовсе не живой любви, твоей, они готовы терзать, убивать, уничтожать тысячи и миллионы людей, якобы мешающих им любить человека и основать царство одних только любящих друг друга. Пойми же, что ты сейчас гол, что ты ноль, что ты уже «безыдеен». То «твоё», что составляло некогда тебя, у тебя было взято, по-скотски взято, но всё же взято. Правда, оно взято только как «идея», но объявлено, будто оно взято как «живое.»