Я забил в Google название книги гениального Андрея Платонова «Антисексус», и первой строчкой выпала новость о законе о запрете пропаганды любых сексуальных отношений авторства депутата Платонова. Вам нужно вернуть настоящего Платонова и убрать этого идиота.
Сегодня многие говорят, что психоанализ больше не нужен, потому что теперь все позволено. Но проблема в том, что именно из-за этого сегодня повсюду царит фригидность и импотенция.
Я уже и так постоянно ем из этой урны. Имя этой урне — идеология.
Материальная сила идеологии заставляет меня не замечать, что же я на самом деле ем.
"Здоровое" потребление — это когда потребляешь что-то без его реальной сущности: пончики без сахара, кофе без кофеина, секс без секса.
We feel free because we lack the very language to articulate our unfreedom.
Все тоталитарные режимы — хрупкие, потому что они построены на образах и верят им. Поэтому если придумать яркий образ, как это сделали Pussy Riot, власть начинает штормить.
Мы живем, так нам говорят, в постидеологическом обществе.
Нас интерполируют. То есть власть относится к нам не как к подданным, обязанным исполнять свой долг, жертвовать собой — а как к субъектам развлечений.
«Раскрой свой потенциал». «Будь собой.»
In our post-modern, how ever we call them, societies we are obliged to enjoy.
Любовь — это то, что делает секс чем-то большим, чем мастурбация. Если нет любви, даже если вы действительно с партнером, вы мастурбируете партнером.
Знаете, чем отличается последний «Джеймс Бонд» от всех прошлых? Там в финале нет секса! Куда мы катимся, если Голливуд сам вырезает секс из своих картин для того, чтобы обеспечить кассовые сборы?
I already am eating from the trashcan all the time.
В XX веке было три главных автора: Беккет, Платонов и Кафка.
Одиннадцатый тезис Маркса гласит: "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его". Кажется, мы достаточно наигрались с миром — самое время ответить Марксу и снова начать обдумывать наши действия.
Я люблю порядок. Я фашист в личной жизни. Поэтому я с радостью пошел в армию в юности. Официально армия гомофобна. На деле же подавленная гомосексуальность была основой нашего общения.
Love is what makes sex more than masturbation. If there is no love even if you are really with a partner you masturbate with a partner.
Идеология не просто навязана нам.
Идеология это наше собственное восприятие социального мира, смысл, который мы придаем каждому явлению, и так далее.
В определенном смысле мы наслаждаемся своей идеологией.
Выходить за рамки идеологии больно.
Это болезненно. Нужно заставить себя сделать это.
<…>
Жесткость принудительного освобождения. Человека нужно заставлять быть свободным.
Если вы просто доверяете неосознанному ощущению что так хорошо, или так надо — вы никогда не будете свободны.
Свобода это больно.
I think that the task of philosophy is not to provide answers, but to show how the way we perceive a problem can be itself part of a problem.
Actual history occurs, so the speak, on credit; only subsequent development will decide retroactively if the current revolutionary violence will be forgiven, legitimated, or if it will continue to exert a pressure on the shoulders of the present generation as its guilt, as its unsettled debt.
Ideology is not simply imposed on ourselves.
Полгода назад я выступал в Южной Корее с лекциями о кризисе глобального капитализма. Ну вы знаете, обычная «бла, бла, бла». Потом слушатели неожиданно начали смеяться и говорить: «О чём вы говорите? Посмотрите на нас. Китай, Южная Корея, Вьетнам, Сингапур — с экономикой у нас всё в порядке. Так кто же тогда сполз в кризис? Это у вас кризис в вашей Западной Европе или, если быть более точными, в отдельных частях Западной Европы». <…> Китай, Сингапур, Индия… или взять ближе к нам — Турция не предрекают ничего хорошего для будущего. Я полагаю, что современный капитализм развивается в направлении, в котором он лучше функционирует без полностью развитой демократии. Подъем так называемого капитализма с азиатскими ценностями в последние 10 лет как минимум ставит сомнения и вопросы: что если авторитарный капитализм по китайской модели является проявлением того, что либеральная демократия, как мы её понимаем, больше не является условием и ведущей силой экономического развития и вместо этого стоит у него на пути?
Как пишет Платон, пение — самый опасный вид человеческой деятельности. Позвольте человеку петь — и он вернется в животное состояние. Но и запретить пение нельзя. Тогда цари придумывают, как обезопасить его — разрешить только военные песни.
We live, so we are told, in a post-ideological society.
Не думайте, что получите то, что хотите, если победите под флагами демократии. Сегодня происходит не борьба идеологий, а борьба различных «капитализмов».
В наших постмодернистских, как бы мы их не называли, обществах, мы обязаны наслаждаться.
Наслаждение становится какой-то странной, извращенной обязанностью.
Парадокс Колы заключается в том, что ты хочешь пить, и пьешь ее, но как всем известно, чем больше ты ее пьешь, тем больше хочется.
Желание никогда не бывает лишь желанием чего-либо. Это всегда еще и желание самого желания.
Желание продолжать желать. Пожалуй самое страшное для желания — это быть полностью удовлетворенным, исполненным, так что я больше ничего не желаю.
Основное проявление меланхолии это утрата желаний как таковых.
И нельзя в попытке вернуться в прошлую эпоху естественного потребления избавиться от этого избытка и потреблять только то, что нам действительно нужно.
Например, если ты хочешь пить, ты пьешь воду, и тому подобное. Невозможно вернуться к этому. Избыток остается с нами навсегда. Так давайте выпьем Колы.
Кино — это предельно извращённое искусство.
Оно не даёт вам то, что вы желаете, оно говорит вам, как желать.