Люди ревнуют только к одному: одиночеству. Не прощают только одного: одиночества. Мстят только за одно: одиночество. К тому — того — за то, что смеешь быть один.
Что я делаю на свете? — Слушаю свою душу.
Наши лучшие слова — интонации.
О, Боже мой, а говорят, что нет души! А что у меня сейчас болит? — Не зуб, не голова, не рука, не грудь, — нет, грудь, в груди, там, где дышишь, — дышу глубоко: не болит, но всё время болит, всё время ноет, нестерпимо!
Женщине, если она человек, мужчина нужен, как роскошь, — очень, очень иногда. Книги, дом, забота о детях, радости от детей, одинокие прогулки, часы горечи, часы восторга, — что тут делать мужчине?
У женщины, вне мужчины, целых два моря: быт и собственная душа.
Есть женщины, у которых по чести, не было ни друзей, ни любовников: друзья слишком скоро становились любовниками, любовники — друзьями.
Цветаева: — Мужчина никогда не хочет первый. Если мужчина захотел, женщина уже хочет.
Антокольский: — А что же мы сделаем с трагической любовью? Когда женщина — действительно — не хочет?
Цветаева: — Значит, не она хотела, а какая-нибудь рядом. Ошибся дверью.
Предательство уже указывает на любовь. Нельзя предать знакомого.
Каждая книга — кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам.
Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминания о любви.
Единственное, чего люди не прощают — это то, что ты без них, в конце концов, обошёлся.
Я хочу, чтобы ты любил меня всю, какая я есть. Это единственное средство (быть любимой — или нелюбимой).
Мне плохо с людьми, потому что они мешают мне слушать мою душу или просто тишину.
Я люблю две вещи: Вас — и Любовь.
Богини бракосочетались с богами, рождали героев, а любили пастухов.
Влюбляешься ведь только в чужое, родное — любишь.
Любовь странная штука: питается голодом и умирает от пищи.
Встречаться нужно для любви, для остального есть книги.
Познай самого себя! Познала. И это нисколько не облегчает мне познания другого. Наоборот, как только я начинаю судить человека по себе, получается недоразумение за недоразумением.
Измены нет. Женщины любят ведь не мужчин, а Любовь. Потому никогда не изменяют. Измены нет, пока её не назовут «изменой». Неназванное не существует. «Муж» и «любовник» — вздор. Тайная жизнь — и явная. Тайная — что может быть слаще?..
Душа — это пять чувств. Виртуозность одного из них — дарование, виртуозность всех пяти — гениальность.
Шутим, шутим, а тоска всё растёт, растёт…
Любовь в нас — как клад, мы о ней ничего не знаем, всё дело в случае.
Есть тела, удивительно похожие на душу.
Громким смехом не скроешь дикой боли.
Столько людей перевидала, во стольких судьбах перегостила, — нет на земле второго Вас, это для меня роковое.
Музыка: через душу в тело. — Через тело в душу: любовь.
Мне так жалко, что всё это только слова — любовь — я так не могу, я бы хотела настоящего костра, на котором бы меня сожгли.
Бог создал человека только до тальи, — над остальным постарался Дьявол.
Слушаю не музыку, слушаю свою душу.
Ни один человек ещё не судил солнце за то, что оно светит и другому…
Когда любовь умирает — воскресить её невозможно. Остаётся пустота, скука и равнодушие. Убить любовь нельзя — она умирает сама, оставляя голое пепелище и страшную невыразимую обиду, обиду на того, кто эту любовь в нас — вызвал, но сохранить — не дал, не смог…
Самое лучшее в мире, пожалуй, — огромная крыша, с которой виден весь мир.
Я Вас больше не люблю.
Ничего не случилось, — жизнь случилась. Я не думаю о Вас ни утром, просыпаясь, ни ночью, засыпая, ни на улице, ни под музыку, — никогда.
Душа — это парус. Ветер — жизнь.
Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины — обратно.
Не стесняйтесь уступить старшему место в трамвае.
Стесняйтесь — не уступить.
Люди ко мне влекутся: одним кажется, что я еще не умею любить, другим — что великолепно и что непременно их полюблю, третьим нравятся мои короткие волосы, четвертым, что я их для них отпущу, всем что-то мерещится, все чего-то требуют — непременно другого — забывая, что все-то началось с меня же, и не подойди я к ним близко, им бы и в голову ничего не пришло, глядя на мою молодость.
А я хочу легкости, свободы, понимания, — никого не держать и чтобы никто не держал! Вся моя жизнь — роман с собственной душою, с городом, где живу, с деревом на краю дороги, — с воздухом. И я бесконечно счастлива.
У меня особый дар идти с собой (мыслями, стихами, даже любовью) как раз не-к-тем.
Два источника гениальности женщины: 1) её любовь к кому-нибудь (взаимная или нет — всё равно). 2) чужая нелюбовь.
… И у меня бывает тоска. <…> От неё я бегу к людям, к книгам, даже к выпивке, из-за неё завожу новые знакомства. Но когда тоска «от перемены мест не меняется» (мне это напоминает алгебру «от перемены мест множителей произведение не меняется») — дело дрянь, так как выходит, что тоска зависит от себя, а не от окружающего.
Вы меня никогда не любили. Если любовь разложить на все ее составные элементы — все налицо; нежность, любопытство, жалость, восторг и т. д. Если всё это сложить вместе — может и выйдет любовь.
— Но это никогда не слагалось вместе.
Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни.
Моя душа теряет голову.
Есть много горечи в этом. Ухватившись за лоб, думаю: я никогда не узнаю его жизни, всей его жизни, я не узнаю его любимой игрушки в три года, его любимой книги в тринадцать лет, не узнаю как звали его собаку. А если узнаю — игрушку — книгу — собаку, другого не узнаю, всего не узнаю, ничего не узнаю. Потому что — не успею.
Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи: чтобы, когда я вхожу, человек радовался.
Каждый человек сейчас колодец, в который нельзя плевать. — А как хочется!
Судьба: то, что задумал Бог.
Жизнь: то, что сделали (с нами) люди.
Женщина — единственный азарт, потому что исток и устье всех азартов.
Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла — их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда! Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет! Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг — они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!