К славе, что Грецией была
Испорченность вкуса — часть и следствие делания долларов. Наши представления устаревают по мере того, как мы богатеем.
Звук любит наслаждаться летней ночью.
И всё, что я любил — я любил в одиночестве.
Пространство зелёного дёрна было, там и сям, смягчено отдельными, бросающимися в глаза, порослями, как например, гортензией, или обыкновенной калиной, или душистым чубучником; или, всего чаще, отдельными гроздьями цветов герани, представавших в пышном разнообразии. Эти последние цветы росли в горшках, тщательно скрытых в почве, чтобы дать растению вид местных. Кроме всего этого, бархат луга был изысканным образом усеян множеством овец, которые паслись в долине вместе с тремя ручными ланями, и многочисленными блистательно оперенными утками. Надзор за этими существами, всеми вместе и каждым в отдельности, был, по-видимому, вполне предоставлен огромному дворовому псу.
Было небо и мрачно и серо
Седые волосы — это архив прошлого.
Один предмет из ста широко обсуждается потому, что он непонятен; 99 предметов из ста непонятны потому, что широко обсуждаются.
Нехватка одной запятой часто превращает аксиому в парадокс или сарказм в проповедь.
Читая некоторые книги, мы захвачены главным образом мыслями автора; при внимательном прочтении других, исключительно с нашими собственными.
Невежество — это счастье, но для полноты счастья оно должно быть таким глубоким, чтобы не подозревать о себе самом.
По-настоящему человек счастлив: он всё время живёт ожиданием счастья, которое вот-вот наступит.
Вся религия, мой друг, просто развилась из придирок, страха, жадности, воображения и поэзии!
Что касается меня, я просто хоп-лягушка, шут — и это моя последняя шутка.
Есть много близких меж собой явлений,
Двуликих свойств (о, где их только нет!).
Жизнь — двойственность таких соединений
Как вещь и тень, материя и свет.
Трус — это тот, кто боится быть или казаться трусом, когда это нужно.
Нет одиночества страшнее, чем одиночество в толпе.
Красота — единственная законная провинция поэмы.
… Так радость постепенно становилась кошмаром, самое прекрасное превращалось в отвратительнейшее, и Гинном преображался в Геену*.
Я так долго был погружен в свои мысли, что в конце концов лишился разума.
Сны — смерти лоскутки… О, как они мне ненавистны!
У меня есть сильная вера в дураков; мои друзья зовут её самоуверенностью.
Внимательно осмотреть — значит точно вспомнить.
Ибо счастье — размышлять и удивляться, и счастье — грезить.
Никакой транспорт не будет попутным, если не знаешь, куда идти.
Я разумел, надежда для такого злосчастного, как я, — за пределами этой жизни.
О, счастье заключается не в познании, а в приобретении знания! В вечном познании — вечное блаженство; но знать все — адская мука.
Я не считаю безрассудно,
Что власть земная спишет грех
Гордыни той, что слаще всех;
… Ах, Смерть, тот самый призрак, что восседал во главе стола на всех празднествах! Как часто, Монос, терялись мы в предположениях о ее природе! Как загадочно обрывала она наше блаженство, говоря ему: «Доселе и не дальше!» Та чистая и искренняя взаимная любовь, что горела в наших сердцах, мой Монос, — о, как же самонадеянно были мы убеждены, испытав счастье при ее первом проблеске, что наше счастье будет возрастать вместе с нею! Увы, по мере ее роста, рос в наших сердцах и страх пред тем злым часом, который спешил разлучить нас навсегда! И так с течением времени любить стало мукой. Даже ненависть в сравнении с этим показалась бы милосердием!
Он в вечности останется ребёнком.
… Помнится, он (среди прочего) особенно настаивал на том, что главнейшим источником ошибок во всех умозрительных построениях было неотъемлемое свойство разума недооценивать или преувеличивать важность того или иного объекта вследствие неправильной оценки его отдаленности.
Сон. Эти маленькие кусочки смерти. Как я их ненавижу.
Я вознамерился говорить о Физической, Метафизической, и Математической — о Вещественной и Духовной Вселенной: о ее Сущности, ее Происхождении, ее Сотворении, ее Настоящем Состоянии, и Участи ее.
Глубоко в эту темноту вглядываясь, долго я стоял там, размышляя, опасаясь,
Сомневаясь, снились сны, о которых прежде не смел мечтать ни один смертный…
Обремененный неумеренным знанием, мир преждевременно одряхлел. Но толпа — основная масса человечества — этого даже не заметила или, живя энергичной, но лишенной счастья жизнью, не пожалела заметить.
Мнение большинства — всегда ошибочно, ибо большинство людей — идиоты.
Он не участвовал в нашем веселье, разве что его лицо, обезображенное чумой, и его глаза, в которых смерть погасила пламя болезни лишь наполовину, казалось, выражали то особое любопытство, какое только умершие способны проявить к забавам обреченных на смерть.
Лучшие вещи в жизни делают тебя потным
История накопления человеческих знаний непрерывно доказывает одно: наибольшим числом самых ценных открытий мы обязаны сопутствующим, случайным или непредвиденным обстоятельствам, а потому, в конце концов, при обзоре перспектив на будущее стало необходимым отводить не просто большое, но самое большое место будущим изобретениям, которые возникнут благодаря случайности и вне пределов предполагаемого и ожидаемого. Теперь стало несовместимым с философией строить прогнозы грядущего, исходя только из того, что уже было. Случай составляет признанную часть таких построений. Мы превращаем случайность в предмет точных исчислений. Мы подчиняем непредвиденное и невообразимое научным математическим формулам.
Это большое несчастье — не иметь возможности быть одному.
И Тьма, и Распад, и Красная Смерть держали безграничное господство над всеми.
Все, что мы видим или видели
всего лишь сон внутри сна.
С детства я не был таким, как другие. Не видел так, как видели все.
Не верь ничему, что ты слышишь, и только одной половине, которую ты видишь.
Те, кто видит сны наяву в ясный день, всегда идут гораздо дальше тех, кто видит сны только засыпая по ночам.
Слова — зыбкая вещь.
Если Вы хотите что-то тотчас же забыть, запишите, что об этом следует помнить.
Минуту истинного счастья,
Стеснявшую когда-то грудь,
Виденье гордости и власти,
Уж не вернуть.