Приказ для солдата — есть всегда приказ!
Я всегда был только солдатом — исполнительным и дисциплинированным солдатом… Единственное обстоятельство, которое я могу привести в свое оправдание сегодня, — то, что я оказался слишком слаб и был не в состоянии противопоставить что-либо мощной ауре власти и злой воле Адольфа Гитлера. При этом ровным счетом ничего не меняют мои внутренние колебания, стремление выразить свои сомнения в доверительных беседах один на один с фюрером или многочисленные попытки уйти в отставку. Мне ни к чему доказывать праведность или неправедность совершенного мной. Я хочу быть услышанным и попытаться, по крайней мере, объясниться…
Hitler gave us orders — and we believed in him. Then he commits suicide and leaves us to bear the guilt. He should have remained alive to bear his share.
The Fuhrer has ordered that the enemy employs in partisan warfare Communist-trained fanatics who do not hesitate to commit any atrocity. It is more than ever a question of life and death. This fight has nothing to do with soldierly gallantry or principles of the Geneva Convention. If the fight against the partisans in the East, as well as in the Balkans, is not waged with the most brutal means, we will shortly reach the point where the available forces are insufficient to control the area. It is therefore not only justified, but it is the duty of the troops to use all means without restriction, even against women and children, so long as it ensures success. Any consideration for the partisans is a crime against the German people.
I am a soldier and I worked for the kaiser, under Ebert, Hindenburg, and Hitler, all the same way, for the past 44 years.
Насколько опустошенным и несчастным чувствовал себя на этом посту я, не знает никто, разве только Йодль. Последнее слово подсудимого на Нюрнбергском процессе стало моей исповедью — я был искренен, когда пытался объяснить свои поступки и устремления. Единственное, что мне остается теперь, — повторить вслед за классиком: «…Таков конечный вывод мудрости земной». Я бы пожелал себе (так было бы лучше и для членов моей семьи) приличествующей солдату смерти. Почему судьба обошла меня 20 июля 1944 г., в день покушения на фюрера?
Why did the generals who have been so ready to term me a complaisant and incompetent yes-man fail to secure my removal? Was that all that difficult? No, that wasn't it; the truth was that nobody would have been ready to replace me, because each one knew that he would end up just as much a wreck as I.
Я прошу всемогущего Господа быть милосердным к народу Германии. Более двух миллионов немецких солдат погибли за отчизну до меня. Я иду за моими сыновьями — во имя Германии…