Тернии рождают лавры.
Я убеждена, что ни в коем случае нельзя расслабляться и почивать на лаврах.
За честь и правду гибнут люди,
Полмира в дыме и огне,
И в эти дни, как весть о чуде, —
Над медью лавров и орудий
Суровый ангел в вышине.
Выдаю государственную тайну — Владимир Владимирович Путин не крёстный отец Ксении Анатольевны Собчак. Её крёстный отец — отец Гурий из Александро-Невской лавры.
На протяжении полутора месяцев до объявления Ксенией своего желания выдвинуть свою кандидатуру на пост президента я несколько раз с ней разговаривал. На мой взгляд, она была в сомнениях, и это не было импульсивным решением. Я бы сказал, что ещё за неделю до объявления мы с ней сидели, пили чай и про это разговаривали. Поскольку никакого другого решения не было, то я о её выдвижении узнал также, как и все остальные — из её письма, выложенного на сайте газеты «Ведомости».
Я с самого начала говорил Ксении, — что я очень скептичен по отношению к её выдвижению, исходя, во-первых из той политической конфигурации, которая складывается накануне президентских выборов чисто практически. Во-вторых, я до сих пор до конца не понимаю её целей — ни публичных, ни не публичных. Я говорил ей: «У тебя громадные моральные риски — для меня это главное, — ты будешь обложена дерьмом с головы до ног (ну это бог с ним) людьми, которые ещё раньше были тебе близки, и у тебя могут возникнуть проблемы с теми людьми, разделяющими даже приблизительно одинаковые с тобой взгляды, кто не захочет тебя понять, как не понимаю тебя я.»
Из всех актёров, которых я озвучиваю, мне ближе всего Брэд Питт. <…> С самим Питтом мне пообщаться не удалось. У меня была возможность познакомиться с Томом Крузом, но я на это не пошёл: встречу организовывал один из российских телеканалов, и у меня были подозрения, что всё это не просто так. Конечно, хочется пообщаться, но не перед камерами. Я спокойно отношусь к тому, что я озвучиваю персонажа, а все лавры достаются иностранному артисту — моё самолюбие это не задевает. К тому же, сидя в кинозале, я часто вижу, что люди смеются или реагируют именно на голос, — это приятно. Иногда зрители пишут мне в социальные сети, благодарят за дубляж. В такие моменты понимаешь, что старался не зря.
Как только вы начинаете себе говорить "Ууух, я молодец!" — всё. Ваш мозг отключается. Потому что зачем ему больше думать?
Это самодовольство вашим мозгом. А самодовольство — отвратительная вещь.
Оно бывает только у самых мелочных и, честно говоря, глупых людей. Потому что отдыхать на лаврах — это самое тупое, что ты можешь делать.Ты чего-то добился, ты что-то разрешил? Молодец, круто, давай, иди дальше — жизнь продолжается, ты же не можешь помереть здесь. Помереть, чтобы на могильном камне написать: "ИМЯ, сделал весь план на день".
Евгений Адамович гордился своей громкой фамилией и частенько вспоминал другого Суворова — знаменитого полководца, непобедимого воина, который лежит теперь в Александро-Невской лавре. Тут, конечно, не было кровного родства. Но родство духовное было, без всякого сомнения. Та же бесшабашная удаль и та же непримиримость к неприятелю…
Я вообще с удивлением задумываюсь, что Путин пытается куда-то туда залезть, он технологии берет из XVI века. Казань брал, Бекбулатовича на трон сажал, в Лавру поклоны бить. Аналогий какое-то совершенно сумасшедшее количество. Ребята, это 400 лет назад было! Ребята, мы в другом мире живем. Не-а, не-а, вот оно — оттуда. И это надо останавливать.
Какая же в Шопенгауэре была громадная непреклонная вера в своё призвание, а при случае — ожидание лавров! Это внутреннее противоречие его доктрины просто захватывает: ведь этот человек — как никто ранее — показал людям низменность их существования, представил человека как куклу, через которую действует Воля, и вместе с тем от тех же самых людей, которым говорил столь горькую правду, добивался признания в любви, возвеличивания и славы. Он был совершенно как врач, который выписывает пациенту свидетельство о полном кретинизме, как о неизлечимой болезни, требуя за это благодарности и уважения… <…
Я считаю, что структура, называющая себя Московским патриархатом, ничего общего не имеет с христианством. Это одна из наибольших угроз для свободного и самодостаточного развития Украины. И до тех пор, пока этот институт будет оккупировать Киево-Печерскую лавру, именно до этих пор украинец будет порабощён.
Лавры иногда пускают корни в голову.
Иногда клиенты выражают мне свою обеспокоенность тем, что Microsoft — едва ли не монополист в операционных системах персональных компьютеров — может поднять цены, снизить темп инноваций или вовсе прекратить их внедрение. Так вот, если мы поступим как-нибудь в этом роде, мы не сможем продавать новые версии своих продуктов. Прежние пользователи не станут их покупать, а уж новых пользователей мы точно не приобретём. В результате наши доходы упадут, а конкуренты займут наше место. Механизм положительной обратной связи помогает всем, а значит, нельзя почивать на лаврах — конкуренты не дремлют. («Дорога в будущее»)
Надо быть требовательным к себе. Нельзя почивать на лаврах, даже если они есть.
Когда меня спрашивают, в чем самое большое достижение или самый большой вклад евреев в историю мира? Я говорю, что это неудовлетворенность, вечное недовольство, еврей не может быть доволен. Когда он почивает на лаврах и чувствует удовлетворение, он отдаляется от своего еврейства. Почему мы вечно недовольны? Потому что наш изначальный постулат в том, что в мире возможно улучшение, мир можно исправить.
Все наши успехи призрачны. Вот поднялись на пьедестал, получили медаль, спустились и снова за работу: искать новые формы, варианты. Потому что почивать на лаврах нельзя. В спорте это смерти подобно.
Никогда я не чувствовал себя таким одиноким, предоставленным самому себе, как в те часы, когда я сознавал, что за мной нет нужной реальной силы,которую я кроме совершенно условного личного влияния на отдельных людей и массы, смог бы восстановить; а последние, охваченные революционным экстазом, находились в состоянии какой-то истерии с инстинктивным стремлением к разрушению, заложенным в основание духовной сущности каждого человека. Лишний раз я убедился, как легко овладеть истеричной толпой, как дешевы её восторги, как жалки лавры её руководителей, и я не изменил себе и не пошел за ними. Я не создан быть демагогом — хотя легко бы мог им сделаться, — я солдат, привыкший получать и отдавать приказания без тени политики, а это возможно лишь в отношении массы организованной и приведенной в механическое состояние. Десять дней я занимался политикой и чувствую глубокое к ней отвращение, ибо моя политика — повеление власти, которая может повелевать мною. Но её не было в эти дни, и мне пришлось заниматься политикой и руководить дезорганизованной истеричной толпой, чтобы привести её в нормальное состояние и подавить инстинкты и стремление к первобытной анархии. (11 марта 1917)
Министру иностранных дел России в последнее время соврать, как алкашу водки выпить — естественно. Лавров сегодня опять соврал, нагородил чуши, обвинив Дещицу, Коломойского и меня в организации нападения на российское посольство в Киеве. Стоило не спать полночи и сдерживать радикалов и провокаторов ФСБ? Грубый мир… Дещица, запевай!
Титульный лист книги Аммиана издания Аккурзия (Аугсбург, 1533) 2. А так как, быть может, те, кто не жил в Риме и кому доведется читать мою книгу, удивятся, почему в случаях, когда мое повествование доходит до событий в Риме, речь идет только о волнениях, харчевнях и тому подобных низких предметах, то я вкратце изложу причины этого, никогда намеренно не уклоняясь от истины.
3. Когда впервые воздымался на свет Рим, которому суждено жить, пока будет существовать человечество, для его возвышения заключили союз вечного мира Доблесть и Счастье, которые обычно бывают разлучены, а если бы хотя бы одной из них не было налицо, то Рим не достиг бы вершины своего величия.
4. Со своего начала и до конца времени детства, то есть почти в течение 300 лет, римский народ выдерживал войны вокруг стен города. Затем, войдя в возраст, после многообразных невзгод на полях битв он перешел через Альпы и через морской пролив; а, став юношей и мужем, стяжал победные лавры и триумфы со всех стран, входящих в необъятный круг земной; склоняясь к старости и нередко одерживая победы одним своим именем, он обратился к более спокойной жизни.
5. Поэтому-то достославный город, согнув гордую выю диких народов и дав законы, основы свободы и вечные устои, словно добрый, разумный и богатый отец, предоставил управление своим имуществом Цезарям, как своим детям.
6. И хотя трибы давно бездействуют, центурии успокоились, нет борьбы из-за подачи голосов, и как бы вернулось спокойствие времен Нумы Помпилия, но по всем, сколько их ни есть, частям земли чтят Рим, как владыку и царя, и повсюду в чести и славе седина сената и имя римского народа.
7. Но этот великолепный блеск Рима умаляется преступным легкомыслием немногих, которые, не помышляя о том, где они родились, так словно им предоставлена полная свобода для пороков, впадают в заблуждения и разврат. По словам поэта Симонида, первое условие счастливой жизни — слава Отечества.
8. Некоторые из них, полагая, что они могут себя увековечить статуями, страстно добиваются их, словно в медных мертвых изображениях заключена награда более высокая, нежели заключенная в сознании за собой честной и благородной деятельности. Они хлопочут о позолоте этих статуй, почет, который впервые был присуждён Ацилию Глабриону, когда он силою оружия и своей умелостью победил царя Антиоха. А как прекрасно, пренебрегая этими мелочами, взбираться на вершину истинной славы по крутому и длинному пути, как сказал некогда аскрейский поэт (Гесиод), это показал Цензор Катон. Когда его однажды спросили, почему нет его статуи среди множества других, он сказал: «Я предпочитаю, чтобы разумные люди удивлялись, почему я этого не заслужил, чем чтобы они про себя с осуждением толковали о том, чем я это заслужил; это было бы много обиднее».
9. Другие, почитая высшее отличие в необычно высоких колесницах и великолепии одевания, потеют под тяжестью плащей, застегнутых на шее и прихваченных у пояса. Делая их из чрезвычайно тонкой материи, они дают им развиваться, откидывая их частыми движениями руки, особенно левой, чтобы просвечивали широкие бордюры и туника, вышитая изображениями различных звериных фигур.
10. Третьи, напуская на себя важность, преувеличенно хвалятся, когда их о том и не спрашивают, размерами своих поместий, умножая, например, ежегодные доходы со своих плодородных полей, раскинувшихся с самого востока и до крайнего запада; при этом они забывают, что предки их, благодаря которым достигло таких размеров римское государство, стяжали славу не богатствами, а жестокими войнами: ни в чем не отличаясь от простых солдат по имуществу, пище и одежде, доблестью сокрушали они всякое сопротивление.
11. Поэтому расходы на погребение Валерия Публиколы были покрыты в складчину; вдова Регула, оставшись без средств с детьми, жила на пособия от друзей ее мужа; дочери Сципиона из государственной казны было выдано приданое, так как знати было стыдно, что остается не замужем девушка во цвете лет из-за продолжительного отсутствия своего неимущего отца.
12. А теперь, если ты, как новый в Риме человек благородного сословия, явишься для утреннего приветствия к какому-нибудь богатому, а потому и зазнавшемуся человеку, то он примет тебя в первый раз с распростертыми объятиями, станет расспрашивать о том и сем и заставит тебя лгать ему. И удивишься ты, что человек столь высокого положения, которого ты никогда раньше не видел, оказывает тебе, человеку скромного состояния, такое изысканное внимание, так что, пожалуй, и пожалеешь, что ради такого преимущества на десять лет раньше не прибыл в Рим.
13. Но если ты, польщенный этой любезностью, сделаешь то же самое и на следующий день, то будешь ожидать, как незнакомый и нежданный посетитель, а твой вчерашний любезный хозяин будет долго соображать, кто ты и откуда явился. Если же ты, будучи наконец признан и принят в число друзей дома, будешь три года неизменно исполнять обязанность утреннего приветствия, а затем столько же времени будешь отсутствовать и вернешься опять к прежним отношениям, то тебя не спросят, где ты был и куда, несчастный, уезжал, и понапрасну будешь ты унижаться весь свой век, заискивая перед этой высокомерной дубиной.
14. Когда же начнутся приготовления к бесконечным зловредным пирам, устраиваемым время от времени, или раздача ежегодных спортул, то с большой опаской идет обсуждение того, следует ли пригласить кроме тех, для кого этот пир является ответной любезностью, также и чужого человека. И если, после тщательного обсуждения, решатся это сделать, то пригласят того, кто шатается у дверей возниц цирка, мастерски играет в кости или выдает себя за человека, знакомого с тай-нами науки чернокнижия.
15. А людей образованных и серьезных избегают как скучных и бесполезных; следует отметить и то, что номенклаторы обычно продают эти и другие подобные приглашения и, взяв деньги, позволяют участвовать в прибылях и пирах безродным проходимцам, пуская их со стороны.
16. Я не стану говорить об обжорстве за столом и разных излишествах, чтобы не затянуть своего изложения; но отмечу, что некоторые из знати носятся сломя голову по обширным площадям и мощеным улицам города, не думая об опасности, мчатся, как курьеры, волоча за собой толпы рабов, словно шайку разбойников, не оставляя дома даже и шута, как выразился комический поэт. Подражая им, и многие матроны мечутся по всему городу, пусть и с закрытым лицом и в носилках.
17. Как опытные полководцы ставят в первую линию густые ряды людей посильнее, за ними легковооруженных, далее стрелков, а позади всех вспомогательные войска, чтобы они могли прийти на помощь при необходимости: так и начальники подвижной праздной городской челяди, которых легко узнать по жезлу в правой руке, тщательно расставляют свою команду, и, словно по военному сигналу, выступает впереди экипажа вся ткацкая мастерская, к ней примыкает закопченная дымом кухонная прислуга, затем уже вперемешку всякие рабы, к которым присоединяется праздное простонародье из числа соседей, а позади всего — толпа евнухов всякого возраста, от стариков до детей с зеленоватыми, безобразно искаженными лицами. В какую сторону не пойдешь, наткнешься на толпы этих изуродованных людей, и проклянешь память Семирамиды, знаменитой древней царицы, которая впервые кастрировала юных отроков, совершая насилие над природой и отклоняя ее от предначертанного пути; между тем как природа, уже при самом рождении живого существа влагая зародыши семени, дает им как бы указание на пути продолжения рода.
18. При таких условиях даже немногие дома, прежде славные своим серьезным вниманием к наукам, погружены в забавы позорной праздности и в них раздаются песни и громкий звон струн. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора — мастера потешных дел. Библиотеки заперты навечно, как гробницы, и сооружаются гидравлические органы, огромные лиры величиной с телегу, флейты и всякие громоздкие орудия актерского снаряжения.
19. Дошли наконец до такого позора, что, когда не так давно из-за опасности недостатка продовольствия принимались меры для быстрой высылки из города чужестранцев, представители знания и науки, хотя число их было весьма незначительно, были немедленно изгнаны без всяких послаблений, но оставлены были прислужники мимических актрис и те, кто выдали себя за таковых на время; остались также три тысячи танцовщиц со своими музыкантами и таким же числом хормейстеров.
20. И в самом деле, куда ни кинешь взор, повсюду увидишь немало женщин с завитыми волосами в таком возрасте, что если бы они вышли замуж, то могли бы по своим годам быть матерями троих детей, а они до отвращения скользят ногами на подмостках в разнообразных фигурах, изображая бесчисленное множество сцен, которые сочинены в театральных пьесах.
21. Нет сомнения в том, что пока Рим был обиталищем всех доблестей, многие знатные люди старались удержать при себе, — как гомеровские лотофаги сладостью своих ягод — разными любезностями благородных чужеземцев.
22. А теперь мно-гие в своем надутом чванстве считают низким всякого, кто родился за пределами городских стен за исключением бездетных и холостых: просто невероятно, с какой изобретательностью ухаживают в Риме за людьми бездетными!
23. И так как у них в столице мира свирепствуют болезни, в борьбе с которыми оказывается бессильно всякое врачебное искусство, то придумали спасительное средство: не посещать заболевших друзей, а к прочим предосторожностям прибавилась еще одна, довольно действенная: рабов, которых посылают наведаться о состоянии здоровья пораженных болезнью зна-комых, не пускают домой, пока они не очистят тело в бане. Так боятся заразы, даже когда ее видели чужие глаза.
24. Но если их пригласят на свадьбу, где гостям раздают золото, то те же самые люди, соблюдающие такие предосторожности, готовы, даже если и плохо себя чувствуют, скакать хотя бы в Сполетий. Таковы нравы знати.
25. Что же касается людей низкого происхождения и бедняков, то одни проводят ночи в харчевнях, другие укрываются за завесами театров, которые впервые ввел Катул в свое эдильство, в подражание распущенным нравам. Кампании режутся в кости, втягивая с противным шумом воздух, с треском выпускают его через ноздри, или же — и это самое любимое занятие — с восхода солнца и до вечера, в хорошую погоду и в дождь обсуждают мелкие достоинства и недостатки коней и возниц.
26. Удивительное зрелище представляет собой эта несметная толпа, ожидающая в страстном возбуждении исхода состязания колесниц. При таком образе жизни Рима там не может происходить ничего достойного и важного.
Как Фемистоклу не давали спать лавры Мильтиада, так Эмпедоклу — лавры Пифагора. Он тоже хотел быть пророком и чудотворцем. Когда ему предложили царскую власть, он отверг ее: «Лучшее из растений — лавр, из животных — лев, из людей — мудрец, а вовсе не царь». Держался он еще величавее, чем царь, носил пурпурный плащ, золотую повязку на голове и медные сандалии. Учение свое он изложил стихами и читал эти стихи в Олимпии. А когда в Олимпии его колесница одержала победу на играх, он принес в жертву быка из медового теста и пряностей, потому что пифагорейский закон запрещал убивать животных. В одном городе люди часто болели оттого, что вода в реке была нездоровой. Эмпедокл провел к ней канал от другой реки, и болезни прекратились. В другом городе вода была здоровой, а люди все равно болели. Эмпедокл догадался, что это оттого, что ветры, дующие на город из-за гор, были нездоровыми; он приказал загородить бычьими кожами ущелья в горах, и болезни прекратились. С этих пор его прозвали «ветроловом». В этом был не только восторг перед его проницательностью, но и насмешка над его тщеславной погоней за почестями. Тщеславен он был до крайности и считал, что равных ему нет на свете.
Знаете — он постоянно учился! Даже в свои 42 брал уроки. Не стеснялся, делал это методично, не считая себя звездой, которая может почивать на лаврах. Стремился к самоусовершенствованию.
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творения,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика.
«К чему так лаврами шатёр мой украшают?
Почивать на лаврах? Хотелось бы, но не могу. Нет, почивать будем, когда умрем.
… поэта я вижу скорее в подвале, чем на вершине башни; безо всяких «царственных лавров», он выглядит как любой из нас, обремененный тяжкими заботами; его мало помнят, толща растущего мрака почти погребла его; из последних сил он прикрывает от холодного ветра свою свечу, а ветры задувают даже в его подвале — яростно и неутомимо.