Я — как американский писатель Говард Лавкрафт, который писал обо всяких монстрах, чудовищах, ктулху и прочих… Страшные вещи писал, но сам был абсолютно математическим разумом, который ни хрена не верил ни в какую мистику.
Фантазия, лишенная разума, производит чудовище; соединенная с ним, она — мать искусства и источник его чудес.
Точно так, как человеку иногда посылаются мысли, вдохновения, чувства, которые лучше его, так, кажется, какая-то темная, посторонняя сила зарождает в нем иногда такие, которые хуже его, которых он, несмотря на свое падение, никогда не желал, никогда не искал, от которых силится и не может освободиться: не есть ли это доказательство того, над чем смеются или по крайней мере хотят смеяться питомцы философии 18 века? Доказательство существования врага, сеющего плевы посреди пшеницы душ человеческих? Мысли эти, говорю, не грех, но наказание: бог их допускает, дозволяет врагу терзать ими того, кто для этого врага приготовил храмину «убранну и пометену»; но и они, если только грешник обратится всем сердцем к богу, и они должны же наконец служить к благу и спасению: обратившемуся они напоминают прежнее его осквернение, сделавшее его вместилищем подобных чудовищ, и тем предохраняют от духовной гордости.
Дракон: легендарное чудовище, питающееся девицами. Последний дракон умер от голода.
Какая надежда останется нам, если Красавица предпочтет Чудовищу прекрасного Принца?
За свою жизнь я получил 134 приглашения выступить перед выпускниками, но принял только 6 из них, включая это. Вы не поверите, сколько людей жаждет, чтобы человек, который пишет о чудовищах, убийцах и сверхъестественном, дал им напутствие перед вступлением во взрослую жизнь.
Супружество должно сражаться со всепожирающим чудовищем — привычкой.
Кто никогда не испугался самого себя, тот не знает страха. Ибо все чудовища внешние, которых человек страшится, находятся внутри него самого, причем в неразбавленной эссенции.
Не давай полной воли своему воображению. Оно произведет чудовищ.
Я считаю, что Сталин был чудовищем, духовным уродом, который создал жуткую, античеловеческую систему управления страной, построенную на лжи, насилии и терроре.
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Я не чудовище — просто кололся и женщин люблю.
Ревнивец — это ребёнок, который пугается чудовищ, созданных в потемках его воображения.
Я знаю, что Асад — чудовище, страшный диктатор. Он и его отец правят уже несколько поколений, опираясь на террор и насилие. Но каждый разумный человек испытывает чувство удовлетворения от успехов солдат Асада… Если солдаты Путина помогли выбросить маньяков из Пальмиры, то (мне больно это признавать) это очень хорошо говорит о русских.
Я от крови дракона, — думала она. — Если они чудовища, то и я тоже.
Любовь, если можно любовью назвать
Безумной похоти женской власть,
Опасней чудовищ, страшнее бури.
Закон — это завистливое чудовище…
Как можно быть актёром? Я этого не могу понять. Они одновременно и чудовища, и дети. У меня с ними очень сложные отношения. Это дети, которые хотели бы говорить с момента рождения, а поскольку им это не удаётся, они заимствуют слова у других.
На самом деле «Красавица и чудовище» — это история о раздвоении личности.
Война-это порожденное нами чудовище,которая поставила под сомнение величие мира.
Старый мир умирает , новый бореться за рождение . Это время чудовищ.
Германия оказалась в лучшем положении, чем Россия, потому что ей весь мир помог вырыть большую могилу и всех нацистских чудовищ прошлого сбросить туда и закопать. А у нас их Ельцин отодвинул в угол и забросал опилками, мол, сгниют сами. Оказалось, что не сгнили, а ожили как зомби.
Власть. Что же это такое? Почему жажда добиться ее превращает разумного в чудовище? Почему эта жажда убивает душу? Почему заставляет становиться палачом? Непонятно. Но это именно так и ничего поделать с этим нельзя. Почему власть становится наркотиком, ради которого идут на любые преступления?
Чудовища существуют.
Лучше весёлое чудовище, чем сентиментальный зануда.
Всё же Эзоп недосчитал, когда ему велели принести с базара самую лучшую и самую худшую вещи. Не язык нужно было взять, а мозги. Обидно, что социальное разделение функций, которому мы, собственно, и обязаны прогрессом, сыграет с нами теперь такую злую шутку, что именно из-за него день пятый ? день чудовищ ? так и не сменится шестым днём, днём сотворения человека…
Дэвид Кипс: Как часто заканчивается серьёзность и начинается ирония в Вашей работе?
Моррисси: Много раз. У меня есть грандиозная и бесконечная способность находить себя немного нелепым. Ради всего святого, я не притворяюсь каким-то пророком. Я думаю, что всем нам нужно сесть, посмотреть в зеркало и подумать: "Что это за абсурдное чудовище?"
Искусству угрожали два чудовища: художник, который не является мастером, и мастер, который не является художником.
Обо мне говорят, что я чудовище, а я, видите, шучу по этому поводу. Значит, я не так и ужасен.
Любовь, сладострастно-горькое чудовище, от которого нет защиты.
Они положили скота во главу угла и по-скотскому творят суд и расправу. Были до тебя и после тебя равные им по жестокости. Но то были только скоты-забавники, а эти целеустремительны в мировом масштабе для конечной из конечных целей. Они экспроприировали всё, что уворовали один у других за века и века, и отдали добычу этому чудовищу, созданному мозгом человека — идее.
Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище.
Если режиссёр плачет в своём кино над цветочком, будь он хоть чудовищем расписным в жизни — все запомнят его оплакивающим цветочек. А я — наоборот. Я в жизни плачу.
Я бы предпочёл, чтобы нам давали врагов не как извергов, а как людей, враждебных нашему обществу, но не лишённых некоторых человеческих черт. У самого последнего подлеца есть человеческие черты, он кого-то любит, кого-то уважает, ради кого-то хочет жертвовать. Есть у него какие-то человеческие черты. Я бы предложил, чтобы в таком виде врагов давать, врагов сильных. Какой же будет плюс, когда мы шумели, — была классовая борьба капитализма с социализмом, и вдруг замухрышку разбили. И враги много шумели, не так слабы они были. Разве не было сильных людей? Почему Бухарина не изобразить, каким бы он ни был чудовищем, — а у него есть какие-то человеческие черты. Троцкий — враг, но он способный человек, — бесспорно изобразить его, как врага, имеющего отрицательные черты, но и имеющего хорошие качества, потому что они у него были, бесспорно.
Если бы я не любил еще и архитектуру, то, с риском прослыть чудовищем, вынужден был бы признаться, что вся моя жизнь — платья. Скажу без утайки: все, что я вижу, слышу обретает вид платьев. Платья — это мои мечты, но я приручаю их, и они покидают царство грез, становятся вещами, которые можно надевать и носить. Мода живет своей особой жизнью, по своим законам, которые другим законам неподвластны. Я же просто-напросто знаю, что должны получить мои платья, чтобы родиться. Они должны получить мои заботы, разочарования, восторги. Мои платья — это моя жизнь, какой я живу каждый день: с ее чувствами, всплесками, нежностью и радостью. Могу сказать без утайки, что самые мои страстные увлечения и самые влекущие страсти были связаны с платьями. Я одержим ими. Я их придумываю, продумываю, додумываю и после думаю. Они ведут меня кругами ада и рая, питая и пытая.
Страшное лохматое ушастое чудовище ночами бомжует в телефонной будке.
У каждого из нас есть свое собственное чудовище, притаившееся в засаде.
Природа — чудовище, недостойное воспевания, зарождающее и вскармливающее для того, чтобы убить.
Средь болот Лерны, которые распростерлись близ древнегреческого городка Аргоса, в трясине поселилась гигантская змея-чудовище с девятью головами. Здешние жители прозвали эту змею «лернейской гидрой.»
Сон разума рождает чудовищ.
Чудовища и призраки существуют на самом деле. Они живут внутри нас. И иногда они побеждают.
Смех прекрасен, когда он озаряет движение общественности, когда ясна его культурная цель, когда светлою стрелою летит он во мрак, убивает и ранит его чудовищ.
Говорят, что в младенческие, детские и юношеские годы принцы выказывают необычайные способности, остроумие и поражают своим красноречием. Остаётся лишь удивляться, что на свете столько многообещающих принцев и столько никуда не годных королей! Если они умирают молодыми, их превозносят как чудо мудрости и добродетели, а если они живут долго, то часто из чуда превращаются в чудовище.
Меня трудно испугать. Меня мало пугают чудовища. Самыми страшными мне кажутся те чудовища, которых производит пластическая хирургия — жуткие человеческие конструкторы: лицо тридцатилетней и шестидесятипятилетнее тело.
Разговаривают две подруги:
— Говорят, тебя вчера видели с каким-то жирным и волосатым чудовищем…
— Это мой жених. Он уже подарил мне на свадьбу несколько гавайских островов!
— И как тебе удалось найти это мягкое и пушистое чудо?
Всё. Достали. Господа холуи, проходимцы, приспособленцы и просто идиоты! Не смейте меня учить любить Родину! Научить любить нельзя. Заставить любить нельзя. Неужели это непонятно? Ту Россию, которую я любил и буду любить, меня учить любить не надо. А то чудовище, которое вы пытаетесь родить, калеча и уродуя мою страну, вы меня полюбить не заставите. И гореть вам в аду, клоуны.
Не уничтожение чудовищ, свержение тиранов и защита родины, а бичевание и пост, трусость и смирение, полное подчинение и рабское послушание — вот что стало теперь средством достижения божеских почестей среди людей.
Тень — другая сторона нашей психики, это тёмный брат сознательного разума. Это Каин, Калибан, монстр Франкенштейна, мистер Хайд. Это Вергилий, проведший Данте через ад, друг Гильгамеша Энкиду, враг Фродо Голлум. Это доппельгангер. Это серый брат Маугли; оборотень; волк, медведь, тигр тысячи народных сказок; это змей, Люцифер. Тень стоит на пороге между сознательным и бессознательным разумом, и мы встретим её в наших снах, как сестру, брата, друга, зверя, чудовище, врага, руководителя.
Монстры сносят двери домов с петель!
Зомби грызут детей!
Кровь из растерзанных тел допивает Дракула!
Годзилла откусила руку Статуе Свободы с факелом!
Уцелеть можно только чудом,
Стремные чудовища орудуют всюду!
Матка чужого в Кремле отложила яйца,
Осталось всего полмиллиарда китайцев!
Люди пищат, люди визжат,
Под ногами киборгов черепа трещат!
Это ад! Паника растет как на дрожжах,
И злодеям некому дать леща!
Беспомощна полиция и войска!
Невеселая развязка уже близка!
Кинг-Конг поссал на Землю с вершины Москва-сити!
Алло, капитан, спасите!
Они положили скота во главу угла и по-скотскому творят суд и расправу. Были до тебя и после тебя равные им по жестокости. Но то были только скоты-забавники, а эти целеустремительны в мировом масштабе для конечной из конечных целей. Они экспроприировали всё, что уворовали один у других за века и века, и отдали добычу этому чудовищу, созданному мозгом человека — идее. Сегодня эта идея носит имя «государство», завтра она переменит имя и будет называться иначе, но суть её останется та же: всё пожирать и властвовать.
<…> они экспроприировали <…> идеалы человечества, самые его высокие солнечные чаяния, все целиком, до последнего: в том числе и твою любовь. О, они хитры, очень хитры!
Они провозгласили любовь-к-человеку своей неотъемлемой и им единственно принадлежащей моральной собственностью и лозунгом, а всех прочих, не-своих, изобличили как нелюбящих человека и подлежащих уничтожению. И во имя этой своей «идеи любви», а вовсе не живой любви, твоей, они готовы терзать, убивать, уничтожать тысячи и миллионы людей, якобы мешающих им любить человека и основать царство одних только любящих друг друга. Пойми же, что ты сейчас гол, что ты ноль, что ты уже «безыдеен». То «твоё», что составляло некогда тебя, у тебя было взято, по-скотски взято, но всё же взято. Правда, оно взято только как «идея», но объявлено, будто оно взято как «живое.»
Современная демократия — это не только равенство прав, это право каждого человека быть отличным, быть другим. Другой — это не значит, что ты чудовище. Вы остаетесь человеком.