Русские писатели за границей вообще очень редко переходили на иностранную тематику. <…> Даже у Набокова, заметьте, русские персонажи — живые, а иностранцы — условно-декоративные. Единственная живая иностранка у него — Лолита, но и она по характеру — типично русская барышня.
Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И всё же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?
«Континент» в Ленинграде популярен необычайно. Любым свиданием, любым мероприятием, любой культурно-алкогольной идеей готов пренебречь достойный человек ради свежего номера. Хотя бы до утра, хотя бы на час, хотя бы вот здесь перелистать…
Бескорыстное враньё — это не ложь, это поэзия.
Антисемитизм — лишь частный случай зла, я ни разу в жизни не встречал человека, который был бы антисемитом, а во всём остальном не отличался бы от нормальных людей.
Не надо быть как все, потому что мы и есть как все…
У гениев, конечно, есть соседи, как и у всех прочих, но готовы ли вы признать, что ваш сосед — гений?
Талант — это как похоть. Трудно утаить. Ещё труднее симулировать.
Легко не красть. Тем более — не убивать… Куда труднее — не судить… Подумаешь — не суди! А между тем «не суди» — это целая философия.
Мещане — это люди, которые уверены, что им должно быть хорошо.
Всю жизнь я дул в подзорную трубу и удивлялся, что нету музыки. А потом внимательно глядел в тромбон и удивлялся, что ни хрена не видно.
Не думал я, что самым трудным будет преодоление жизни как таковой.
В любой работе есть место творчеству.
У самой воды на клетчатом одеяле лежала Фаина. Её силуэт напоминал географические очертания Конго.
Ирония — любимое, а главное, единственное оружие беззащитных.
Я долго размышлял над загадкой личности Катаева. Какие силы заставляют этого человека добровольно совершить то, от чего всеми правдами и неправдами уклоняются другие, причём — не диссиденты, не герои, а нормальные рядовые люди, которые не желают быть пугалом в глазах окружающих.
Я пребывал в недоумении, пока один из друзей-литераторов не объяснил мне.
— Пойми, — сказал он, — Катаев действует искренне. Когда он участвует в травле Солженицына или Сахарова, он действует, как это ни жутко звучит, по велению сердца… Сделай опыт, — продолжал мой друг, — поставь себя на место Катаева. Ведь он рассуждает примерно так. «Литературных дарований у меня от природы не меньше, чем у Солженицына. Во всяком случае наши таланты соизмеримы. При этом Солженицын лет восемь сидел в тюрьме, переболел раком, писал что ему вздумается, клал на все литературное начальство, и в результате — у него мировая известность, Нобелевская премия, поместье в Вермонте, и фотографии этого типа красуются на первых страницах западных газет, а я, Катаев, всю жизнь служил режиму, коверкал свои произведения, наступал на горло собственной песне, сочинял всякое конъюнктурное барахло вроде романа «Время, вперёд!», и в результате, что у меня есть? Коллекция зажигалок, машина и дача в Переделкине, которую в любой момент начальство может отобрать!..»
Скудность мысли порождает легионы единомышленников.
Дадим суровый отпор врагам мирового империализма!
Иосиф Бродский — единственный влиятельный русский на Западе, который явно, много и результативно помогает людям.
Гений — это бессмертный вариант простого человека.
Непоправима только смерть.
Одним из серьёзных ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением.
Подлинный джаз — искусство самовыражения. Самовыражения одновременно личности и нации.
Деньги — это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету…
Антоним любви — это даже не равнодушие и не отвращение, а банальная Ложь.
Я не знаю, кто я такой. Пишу рассказы… Я – этнический писатель, живущий за 4000 километров от своей аудитории.
Нет большей трагедии для мужчины, чем полное отсутствие характера!
Молчание — огромная сила. Надо его запретить, как бактериологическое оружие…
Не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-нибудь.
К страху привыкают лишь трусы.
Мы поднялись в ресторан. Он заказал водки.
Джаз — это мы сами в лучшие наши часы.
Джаз — это мы сами в лучшие наши часы. То есть когда в нас соседствуют душевный подъём, бесстрашие и откровенность…
Порядочный человек тот, кто делает гадости без удовольствия.
Выбей, мать твою ети, двадцать пять из тридцати!
Юмор — инструмент познания жизни: если ты исследуешь какое-то явление, то найди, что в нём смешного, и явление раскроется тебе во всей полноте. Ничего общего с профессиональной юмористикой и желанием развлечь читающую публику всё это не имеет.
Потомок актёрской фамилии, он с детства наблюдал театр из-за кулис. Он полюбил изнанку театра, зато навсегда возненавидел бутафорскую сторону жизни. Навсегда проникся отвращением к фальши. Как неудачливый самоубийца, как артист.
— <…> артист — это донор. Именно донор, который отдает себя, не требуя вознаграждения…
Истинное мужество состоит в том, чтобы любить жизнь, зная о ней всю правду.
Вообще, если бы так случилось, что я заработал бы большие деньги, я бы, наверное, прекратил журналистскую деятельность. Но, с другой стороны, если бы я заработал огромные деньги, я бы литературную деятельность тоже прекратил. Я бы прекратил всяческое творчество. Я бы лежал на диване, создавал какие-то организации, объездил весь мир, помогал бы всем материально, что, между прочим, доставляет мне массу радости.
Неподкупность чаще волнует тех, кого не покупают.
Юмор — инверсия здравого смысла. Улыбка разума.
Хамство — это грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность.
Всем понятно, что у гения должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый — гений?!
Я лично пишу для своих детей, чтобы они после моей смерти все это прочитали и поняли, какой у них был золотой папаша, и вот тогда, наконец, запоздалые слезы раскаяния хлынут из их бесстыжих американских глаз!
Национальность писателя определяет язык. Язык, на котором он пишет.
В чём разница между трупом и покойником? В одном случае — это мёртвое тело. В другом — мёртвая личность.
Любая подпись хочет, чтобы её считали автографом.
Я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать.
Когда я жил в Ленинграде, я читал либо «тамиздат», либо переводных авторов. <…> И только в Америке выяснилось, что меня больше интересует русская литература… <…
Критика — часть литературы. Филология — косвенный продукт её. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог — с ближайшей колокольни.