Чем помогут человеку слава и богатство, когда отчаливает последняя шлюпка?
Мы только замыкаемся в себе и отправляемся в одиночестве бродить по лесу, иногда мы так бродим несколько дней, и все-таки это лучше, чем застрелиться, думаю.
Онанизм — тоже театр, думает он. Ну, некоторым образом. Любое тайное чувство есть или будет театром.
Быть мертвым — не достижение.
Я полагаю, что задел какой-то нерв, который есть у русских и некоторых французов. (Хотя, кажется, я намного популярнее в России, чем во Франции.) Думаю, это связано с юмором и ещё особенным взглядом на мир, с некоторой долей неуважения и шутливости.
Господи, как много в людях простоты.
Я полагаю, что это очень не по- взрослому — любить что-то только потому, что оно не похоже на прочие вещи того же назначения и вкуса.
Отношения меня страшно тяготят, потому что они ведут к изменениям, они вынуждают тебя изменяться, а когда ты изменяешься, она разочаровывается в тебе, ей не нравится, что ты стал не такой, как раньше, а если ты не меняешься, ей тоже не нравится, что ты не растешь и не меняешься, а стоишь на месте, так что в любом случае ты проигрываешь; разумеется.
Мы приучили себя говорить, что нас радуют перемены, для того чтобы не захлебнуться, мы сами себя пытаемся обмануть, говоря, что перемены нас радуют, тогда как на самом деле они нас совсем не радуют.
В наши дни семья может состоять из двух и более гомосексуальных личностей с приемными или рожденными в результате искусственного оплодотворения детьми или из супругов с таким сложным прошлым, что у их детей оказывается несколько отцов и матерей, и детки считают, что так и надо — иначе просто не бывает.
Я не имею ни малейшего представления о том, каково это — быть мертвым, зато хорошо знаю, что оставаться в живых — это окей.