В двадцать лет каждый из нас имеет лицо, дарованное нам Богом; в сорок — лицо, которое дала нам жизнь; в шестьдесят — лицо, которое мы заслужили.
В восемнадцать лет мужчина обожает, в двадцать любит, в тридцать желает обладать, в сорок размышляет.
Татьяна Погоржельская (за кадром): Двести восемьдесят семь, двадцать семь, сорок три. Дорожный патруль.
Когда мне было двадцать лет, я признавал только самого себя. Тридцати лет я говорил уже: «я и Моцарт», сорока: «Моцарт и я», а теперь я говорю уже только: «Моцарт.»
В двадцать лет человеком властвует желание, в тридцать лет — разум, в сорок лет — рассудок.
В двадцать лет царит чувство, в тридцать — талант, в сорок — разум.
В двадцать мужчина кажется себе ужасно пресыщенным и постаревшим; в тридцать – почти маразматиком; в сорок – «не таким уж и старым», а в пятьдесят – «решительно молодцом».
Кто в двадцать лет ничего не знает, в тридцать лет не трудится, в сорок лет ничего не приобрёл, тот никогда ничего не будет знать, ничего не сделает и ничего не приобретёт.
Он выглядел мальчиком: бывают такие лица — консервы. Не старятся, не матереют. В сорок смотрятся на двадцать пять. Потом вдруг быстро сохнут, минуя стадию солидности. В шестьдесят этим мумиям дают восемьдесят.
В восемнадцать лет мужчина обожает, в двадцать любит, в тридцать желает обладать, в сорок размышляет.