Когда-то Анаксагор нас учил, что Гелий раскаленный шар, огромный, величиной с Пелопоннес. Это тогда многим показалось преувеличенным ? подумайте, с целый Пелопоннес!
Сама по себе каждая вещь и велика и мала.
Никто не помнит смеющимся Гераклита, его помнят только плачущим. Никогда не смеялся Анаксагор, а Мисон, один из семи мудрецов, смеялся лишь в одиночестве, боясь скомпрометировать свою мудрость.
All things were together, infinite both in number and in smallness; for the small too was infinite.
Также и Анаксагор не был чистым материалистом: допуская происхождение мироздания из бесконечного числа бесконечно малых частиц (так называемых семян ? spermata), он нуждался в силе, которая бы привела их в движение, так как предвечного движения он представить себе не мог. Он эту силу назвал разумом (nus), но использовал её только для первоначального толчка, в чём Платон не без основания усмотрел непоследовательность.
С другой стороны, Анаксагор считает благо движущим началом, ибо движет, по его мнению, ум. Но движет ум ради какой-то цели, так что эта цель — <уже> другое <начало> (разве только это понимают так, как мы говорим, а именно: врачебное искусство, <например>, есть в некотором смысле здоровье). Нелепо также и то, что Анаксагор не предположил чего-то противоположного благу, т.е. уму. А все, кто говорит о противоположностях, к противоположностям не прибегают, если только этих <философов> не поправляют. И почему одни вещи преходящи, другие непреходящи, этого никто не говорит: всё существующее они выводят из одних и тех же начал. А кроме того, одни выводят существующее из не-сущего; другие же, дабы их не принуждали к этому, объявляют всё одним.
А Анаксагор из Клазомен, будучи старше Эмпедокла, но написавший свои сочинения позже его, утверждает, что нача?л бесконечно много: по его словам, почти все гомеомерии, так же как вода или огонь, возникают и уничтожаются именно таким путем — только через соединение и разъединение, а иначе не возникают и не уничтожаются, а пребывают вечно.
Исходя из этого, за единственную причину можно было бы признать так называемую материальную причину. Но по мере продвижения их в этом направлении сама суть дела указала им путь и заставила их искать дальше. Действительно, пусть всякое возникновение и уничтожение непременно исходит из чего-то одного или из большего числа начал, но почему это происходит и что причина этого?
Что касается мнения, что способность первее деятельности, то оно в некотором смысле правильно, а в некотором нет (как это понимать — мы уже сказали); а что деятельность первее, это признаёт Анаксагор (ибо ум есть деятельность) и Эмпедокл, говорящий о дружбе и вражде, а также те, кто, как Левкипп, утверждает, что движение вечно.
Wrongly do the Greeks suppose that aught begins or ceases to be; for nothing comes into being or is destroyed; but all is an aggregation or secretion of pre-existent things: so that all-becoming might more correctly be called becoming-mixed, and all corruption, becoming-separate.
Ничего нельзя вполне узнать, ничему нельзя вполне научиться, ни в чем нельзя вполне удостовериться: чувства ограничены, разум слаб, жизнь коротка.
А тот, кто утвердил сердце своё духом премудрости и разума, дерзновенно Богу скажет: «Боже мой, даруешь ли что мне? Благодарю. Отнимаешь ли? Не рыдаю». Таков один посылаемым от Бога даром сладко наслаждается. Мудрый Анаксагор, потеряв сына, сказал: «Он на то родился, чтобы умереть.»
The Greeks follow a wrong usage in speaking of coming into being and passing away; for nothing comes into being or passes away, but there is mingling and separation of things that are. So they would be right to call coming into being mixture, and passing away separation.
Целью жизни является теоретическое познание и происходящая отсюда свобода.
Отлично сказал и Анаксагор, когда умирал в Лампсаке, и друзья спрашивали его, не перенести ли его тело на родину в Клазомены: «Никакой надобности в этом нет — в преисподнюю путь отовсюду один и тот же.»
Это тот, один трезвый и мужественный присяжный «между пьяными» (как некогда выразился Аристотель об Анаксагоре), который осмелился произнести not guilty человечеству, not guilty преступнику. Это тот второй чудак, который скорбел о мытаре и жалел о падшем и который, не потонувши, прошел если не по морю, то по мещанским болотам английской жизни, не только не потонувши, но и не загрязнившись!
Есть два урока смерти: время до рождения и сон.
The sun provides the moon with its brightness.